Необходимость проведения круглого стола была обусловлена тем, что после существенного упрощения процедуры ликвидации, последняя стала использоваться недобросовестными субъектами хозяйствования как способ ухода от возврата долгов кредиторам. Поэтому на круглом столе обсуждались проблемы, возникающие у кредиторов в процессе ликвидации предприятий, причины, приводящие к появлению проблем. По сведениям, приведенным Высшим Хозяйственным Судом Республики Беларусь, количество исполнительных документов, возвращенных в связи с тем, что должник находится в состоянии ликвидации, за год возросло более чем на 60%, при этом рост реально ликвидированных предприятий намного меньше, а количество заявлений о банкротстве даже уменьшилось на 2%. То есть все эти предприятия ушли в ликвидацию, но из нее никуда не вышли – ни ликвидировались, ни обанкротились. А зачем? Ведь в ликвидации очень удобно находиться – долги не растут, взыскать ничего нельзя – законодательство надежно защищает предприятие, находящееся в стадии ликвидации от любых действий кредитора, хозяйственную деятельность можно продолжать, поскольку действующий законодательный запрет на хозяйственную деятельность после начала ликвидации не предусматривает никаких механизмов, препятствующих этому. К тому же в стадии ликвидации можно находиться бесконечно долгое время, в любой момент выйти из нее, и в любой момент обратно начать. Вот эту проблематику и возможные выходы из нее обсуждали участники круглого стола.
В процессе обсуждения участниками были выявлены следующие причины нарушения прав кредиторов в процессе ликвидации:
- Отсутствие законодательно установленного максимального срока ликвидации, равно как и отсутствие законодательно закрепленных последствий нарушения сроков ликвидации. Такие сроки обязательно должны быть установлены, и наиболее приемлемым последствием нарушения сроков ликвидации было бы проведение ликвидации под контролем хозяйственного суда специально назначенным этим судом ликвидатором.
- Отсутствие дифференцированного подхода к ликвидации различных юридических лиц. Ведь нельзя по одинаковой процедуре ликвидировать БелАЗ и ЧУП с двумя работниками.
- Предусмотренное в законодательстве прекращение исполнительных производств в отношении должника, находящегося в процедуре ликвидации. Законодатель, вводя такое правило, исходил в первую очередь из того, что законодательством предусмотрена разная очередность платежей для обычного предприятия и для ликвидируемого предприятия. Чтобы не допускать нарушения очередности платежей и не отслеживать, какие в каком суде на исполнении имеются исполнительные документы, и была принята норма, что все исполнительные производства прекращаются. Но тем самым недобросовестному должнику дается карт-бланш на незаконное распоряжение имуществом – его имущество арестовано, в отношении него имеются исполнительные документы, а он может объявить о ликвидации – и его право распоряжаться имуществом уже ничем не ограничено, все аресты снимаются, исполнение прекращается. Хорошо, если он решит добросовестно реализовать имущество и рассчитаться с кредиторами, а если это не так?
- Отсутствие законодательного закрепления прав кредиторов на контроль за ходом ликвидации должника. Если, в частности, до ликвидации, в рамках исполнительного производства по взысканию долгов с предприятия, кредитор может ознакомиться с ходом исполнительного производства, с составом выявленного судебным исполнителем имущества и так далее, то в ликвидации кредитор лишен каких-либо прав. Он не знает, если ли еще какие-то долги у ликвидируемого предприятия, как оценка имущества проведена ликвидатором, когда и какие торги по реализации имущества должника будут. Это все и приводит к передаче «своим» кредиторам имущества за бесценок, списанию ликвидного имущества и замене его на металлолом.
- Отсутствие механизма по назначению профессиональных ликвидаторов, когда такое назначение требуется исходя из интересов кредиторов. Нынешний ликвидатор зачастую девушка Марья из-под Смоленска, которую ни найти, ни подать претензию, ни привлечь к ответственности нельзя. Понятно, что не стоит требовать наличия профессионального ликвидатора по каждому предприятию, но в некоторых случаях это является целесообразным.
- Отсутствие в законодательстве закрепления статуса, прав и обязанностей ликвидаторов. Ликвидатор является достаточно непонятной фигурой. Кто он? Должностное лицо? Орган управления? В каком порядке он должен получать вознаграждение? Это только верхний пласт вопросов, которые связаны со статусом ликвидатора.
- Отсутствие в законодательстве регламентации процедуры ликвидации. Законодательством прописан порядок действий и уведомлений государственных органов, но очень слабо отражены вопросы работы с кредиторами, их претензиями и так далее. Кредиторы и так ущемлены – их деньги у другого, а куда им идти и на кого жаловаться – не понятно.
- Отсутствие в законодательстве механизмов, ограничивающих ликвидируемые предприятия в распоряжении своим имуществом и своими активами. Есть установленный запрет на совершение сделок, не связанных с ликвидацией. Но нет во-первых, четкого определения, какие сделки связаны с ликвидацией, какие – нет, а во вторых в качестве санкции за нарушение выступает исключительно признание таких сделок недействительными – то есть опять кредитор должен идти в суд, платить пошлину, что-то доказывать.
- Отсутствие понятной и легко применяемой гражданской ответственности к ликвидаторам и учредителям в случае нарушений порядка ликвидации, приведших к невозврату долгов кредиторам юридического лица.
Высшим Хозяйственным Судом Республики Беларусь был подготовлен проект Декрета Президента Республики Беларусь «О внесении дополнений и изменений в Декрет Президента Республики Беларусь от 16 января 2009 г. №1», который призван решить проблемы, возникающие в процессе ликвидации.
Участники круглого стола в процессе обсуждения выработали конкретные рекомендации по внесению изменений в проект Декрета, учитывающие практические аспекты ликвидации юридических лиц. Предложения в настоящий момент рассматриваются в компетентных органах. О конкретных нормах, которые будут размещены в конечном варианте проекта мы обязательно сообщим.
Максим Половинко: Я рад приветствовать участников нашего круглого стола. Предметом нашего второго заседания является обсуждение проблем, возникающих в процессе ликвидации. На заседании присутствуют представители ВХС, который разработал проект Декрета Президента Республики Беларусь «О внесении дополнений и изменений в Декрет Президента Республики Беларусь от 16 января 2009 г. №1». Начнем с некоторых цифр. На предыдущем круглом столе глубокоуважаемая Ирина Федоровна называла сумму в несколько миллиардов рублей, на которые были возвращены исполнительные документы без исполнения, поскольку предприятия находились в стадии ликвидации. Общий рост числа возвращенных постановлений просто огромный – кажется, называлась цифра в 60%.
Ирина Иванова: Да, 4500 в прошлом году, и уже 900 за два месяца этого года.
Максим Половинко: То есть рост существенный. При этом количество банкротств уменьшилось на 2%. Предприятия уходят в ликвидацию, количество юридических лиц, начавших процедуру ликвидации, увеличилось на 60%, при этом количестве лиц, дошедших до процедуры банкротства, даже немного уменьшилось. Это говорит о том, что ликвидация превратилась в гавань для должников. Прошу участников круглого стола высказывать свои мнения относительно проблем, имеющихся в ликвидации.
Виталий Брагинец: Наша компания давно работает на нашем рынке, причем как со стороны ликвидаторов, так и при представлении интересов предприятий-кредиторов ликвидируемых предприятий. С моей точки зрения, текущее правовое регулирование в полном объеме обеспечивает защиту прав всех участников ликвидации. Законодательство может быть дополнено весьма несущественно, в части наделения какими-то полномочиями кредиторов, которые они имеют в процедуре банкротства, и не имеют в процедуре ликвидации. Например, права собирать собрание кредиторов. Это не запрещено и мы в практике такое делаем. Не в полной мере кредиторы пользуются представленными правами. Я за всю свою практику не вспомню случая предъявления иска кредитором о возмещении убытка ликвидатором. Я каждому разъясняю это право. С моей точки зрения, предлагаемые изменения – формирование реестра ликвидаторов, обучение ликвидаторов, методическое руководство – это ненужно. Норм сейчас достаточно, но кредиторы не активничают, к юристам не обращаются.
Дмитрий Антоневич: Во-первых, статистика субъектов хозяйствования, ушедших в процедуру ликвидации, не идет ни в какое сравнение с количеством предприятий, ушедших в банкротство. В связи с изменениями в процедуре ликвидации, введенными Декретом № 1, собственники перестали бросать предприятия, как это был ранее, а стали массово уходить в ликвидацию на законных и нормальных основаниях. Поэтому и произошел всплеск количества ликвидируемых предприятий. Мы здесь, видимо, говорим не о честном субъекте хозяйствования, а о том, который заведомо знает, что он ничего не потеряет, если он какими-то действиями и бездействиями обманет кредитора. Вот пример – уходит в процедуру ликвидации и ничего не делает, год, два. В результате минимальных инфляционных процессов деньги обесцениваются. Кредитор теряет от 3 до 10 % ежегодно. Срок ликвидации нужен. Мне кажется, что разумный срок – год. Собственник может собрать кредиторов, объяснить им ситуацию и продлить этот срок. А сейчас недобросовестные собственники получили лазейку, которая позволяет любого кредитора оставить без возмещения. То есть проблема в том, что не закреплен срок ликвидации, не закреплен порядок действий ликвидационной комиссии. Есть даже случаи, когда деятельность продолжается после начала процедуры ликвидации.
Валерий Захаров: А вот скажите, установим срок в один год, но не уложились – что мы тогда делаем?
Дмитрий Антоневич: Я считаю, что здесь должен быть принято достаточно жесткое решение – принудительная ликвидация.
Андрей Вашкевич: Есть еще проблема вытягивания денег при ликвидации. Например, ведется судебный процесс, взыскиваются деньги. Судебный исполнитель с большим трудом находит какое-то оборудование, описывает. Назавтра объявляется ликвидация, прекращается производство по делу. Что делает недобросовестный должник? Списывает оборудование. На самом деле перевозит в другое место, привозит кучу металлолома, потом год идет ликвидация, потом банкротство, а имущества нет.
Константин Михель: Проблемой является прекращение исполнительного производства.
Андрей Вашкевич: Когда мы обсуждаем эти вещи, то должны исходить из того, что меры должны носить превентивный характер. Мы должны говорить о системе. Один метод может не сработать. Нужна система. Кроме этого я хочу отметить, что еще необходима дифференциация. Нельзя по одинаковому ликвидировать большое и маленькое предприятие. Имеет смысл посмотреть на опыт Российской Федерации, хотя они тоже не до конца довели эти нормы. У них при ликвидации судебный исполнитель вправе контролировать, как осуществляется исполнение исполнительных производств. Возможно, следует отказаться от того, что исполнительное производство прекращается. Может, следует приостанавливать. Может быть не все исполнительные производства. Сохранение исполнительного производства – это в какой-то мере сохранение мер обеспечения. Пусть ликвидатор ходит, собирает кредиторов и доказывает, что это оборудование стоит столько-то рублей, что его можно продать за столько-то рублей, что они пойдут на выплату кредиторам. Согласен с тем, что надо ввести для определенных организаций комитет кредиторов, согласен с тем, нужны ограниченные сроки. Может быть, они должны продлеваться по соглашению с комитетом кредиторов. Есть в практике случаи, когда добросовестный должник, добросовестные кредиторы, но у должника такой товар, что продается полтора года. Возможно, для определенных организаций, с определенной численностью или оборотом нужно вводить ликвидацию профессиональными ликвидаторами.
Максим Половинко: Я правильно понял озвученную проблематику:
- срок;
- отсутствие дифференцированного подхода;
- прекращение исполнительных производств;
<
- отсутствие контроля со стороны кредиторов;
- отсутствие профессиональных ликвидаторов для ликвидации определенной категории юридических лиц.
Андрей Вашкевич: Но это скорее решения, проблема – отсутствие системы превентивных мер.
Максим Половинко: Но это достаточно общая фраза.
Дмитрий Антоневич: Здесь совершенно правильно поставлен вопрос. Если я знаю, что меня вина рано или поздно достанет, что отдавать все равно придется, то я сорок раз подумаю, а стоит ли. Общая масса ликвидируемых предприятий – небольшие предприятия, существующие до 8 лет.
Максим Половинко: Но видим, не все так гладко. Есть норма о банкротстве, есть возможность отменить решение об исключении из ЕГР, но почему-то не работает.
Дмитрий Антоневич: Я объясню почему. Было у меня три дела с хозяйственным судом, дошли мы до ВХС. Три дела проиграли, одно по таможне, одно по кредитору, еще одно не помню. Итого: приходит ко мне добросовестный ликвидатор и говорит: «Я хотел бы приступить к обязанностям, но есть небольшой вопросик, кто-то же должен мне написать бумажку, что я опять ликвидатор». Начинаешь искать учредителя. Учредитель говорит – что мне ликвидатор принес, то я и подписал, ничего я не хочу дальше делать. И пошла длинная цепочка. Идем в суд, обязываем того-то совершить такие действия, того-то – такие. Цепочка очень длинная.
Виталий Брагинец: Но у нас есть опыт успешного обращения за непогашенными долгами даже к российским учредителям после ликвидации предприятия. Отменялось исключение из ЕГР, инициировалось банкротство, подавалось заявление на возбуждение уголовного дела, потом был разыскан учредитель и директор. В результате был подписано мировое соглашение.
Дмитрий Антоневич: Это просто замечательно. Но посмотрите, сколько органов и структур участвовало в этом – две судебных системы, правоохранительные органы, в Москву пришлось ехать. Если бы была норма о субсидиарной ответственности, то эти вопросы решались бы намного легче.
Константин Михель: А работа с учредителем на грани вымогательства – ты нам деньги, а то мы тебе уголовное преследование.
Екатерина Гавженова: Еще одна причина проблем – невозможность в случае, когда юрлицо объявило о ликвидации, отправить его в банкротство. На сегодняшний день в разных судах сложилась разная практика. Хозсуд г. Минска считает, что из ликвидации можно отправить в банкротство. Хозсуд Минской области считает, что ликвидация – неприкосновенна. И если даже его решение не исполнялось очень долго, все равно не принимает заявления об открытии конкурсного производства.
Дмитрий Антоневич: После вступления в силу Декрета № 1 у нас массово начали появляться жалобы. Мы это увидели. Может следует что-то сделать? Ведь проблема рано или поздно решится.
Максим Половинко: Я записал еще одну проблему – не закреплен статус, права и обязанности ликвидатора.
Виталий Брагинец: В ГК это закреплено. Ликвидатор – это лицо, которое несет ответственность за ликвидацию. И если он что-то нарушит, то должен возместить убытки.
Максим Половинко: Вот одна из проблем – прекращение исполнительных производств. У меня такой, может, доктринальный вопрос – а к чему такое прекращение производств при ликвидации.
Ирина Иванова: Такое прекращение обусловлено тем, что у нас разная очередность погашения требований при обычной хоздеятельности и при ликвидации. Исходя из этого, при наличии ликвидации, судебный исполнитель уже не может четко отслеживать очередность, в которой должны погашаться требования.
Дмитрий Антоневич: А по большому счету речь идет о том, что ликвидатор в процессе ликвидации должен консолидировать всю дебиторскую и кредиторскую задолженность, свести все в одну кучу, закрыть счета, посчитать дебет с кредитом и погасить долги по строгой очередности. Если сумма долгов превышает сумму активов, то он может либо сразу пойти в суд с заявлением о банкротстве, или погасить те долги, на которые хватает, в строгой очередности, а потом опять таки пойти с заявлением о банкротстве. Никакой налоговый инспектор, никакой судебный исполнитель до утверждения собственниками промежуточного баланса не имеет права ничего забрать. А когда будет составлен промежуточный баланс – неизвестно.
Константин Михель: Было бы выходом из ситуации, если бы исполнительные производства не прекращались.
Ирина Бельская: Но тем самым была бы создана конкуренция исполнения. Конкуренция действий судебного исполнителя и ликвидатора.
Максим Половинко: Но получается, что из-за этой конкуренции мы отдаем ликвидатору все имущество. А потом – как тут правильно подметили – гора металла.
Виталий Брагинец: Тут могло бы быть выходом наложение запрета на распоряжение имуществом до утверждения промежуточного ликвидационного баланса.
Дмитрий Антоневич: А кто буде контролировать соблюдение этого запрета?
Максим Половинко: Давайте перейдем ко второму вопросу. Давайте обсудим предлагаемые проектом Декрета меры. Насколько в проекте Декрета решается проблема срока? Насколько правомерен срок ликвидации в 6 месяцев?
Дмитрий Антоневич: Сейчас расскажу статистику. Говоря откровенно, вы -представители самых крупных компаний. Вам сваливаются самые крупные заказы, лакомые кусочки. Естественно, лакомых кусочков мало. Мы же говорим о 3000 юридических лиц, которых мы ликвидировали в этом году. Каждый ваш субъект – эксклюзивен. Нельзя его взять как основу для решения проблем. Мы должны брать за основу другие предприятия. До вступления Декрета № 1 в силу, я может скажу неточно, но порядок цифр примерно таков: средний срок ликвидации был 47 месяцев. После вступления в силу – средний срок – 16 месяцев, включая переходящий остаток юридических лиц, которые начали ликвидацию еще по старым правилам. Те, которые вошли в ликвидацию после вступления Декрета № 1 в силу – 6 месяцев. Это статистика. И это при условии, что не регламентирован конечный срок ликвидации. И это при существовании организаций, которые пошли в ликвидацию с целью ухода от ответственности. Поэтому 6 месяцев – не запредельный срок. Это положительная тенденция. То есть логика такая – добросовестные даже без предельного срока ликвидируются за 6 месяцев. Мы же должны ввести норму, направленную на борьбу с недобросовестными.
Виталий Брагинец: А почему бы не сократить срок на предъявление требований кредиторов?
Дмитрий Архипенко: Мы тут обсуждаем сроки – шесть месяцев, десять. Но самое главное – а что будет, когда этот срок кончится?
Денис Туровец: С возбуждением ликвидационной процедуры у кредитора по сути пропадает тот труд и тот результат, который он добился в результате судебных процедур до возбуждения ликвидации. И надо искать другие способы защиты интересов кредиторов. Хорошо, мы говорим о сроке в шесть месяцев. Но может не надо прекращать обеспечительные меры, которые были наложены до ликвидации? Я понимаю, что есть конкуренция очередностей.
Виталий Брагинец: Во время ликвидации запрещается совершение сделок, не связанных с ликвидацией. Надо, чтобы суд по заявлению кредитора устанавливал запрет на отчуждение имущества ликвидируемого предприятия до представления промежуточного баланса. Это позволит ограничить отчуждение имущества ликвидируемого предприятия. Суд пускай это контролирует.
Валерий Фадеев: Я, наверное, поддержу Виталия Федоровича в том, что у нас есть законодательств – есть закон о банкротстве, есть ГК, есть Декрет № 1, есть КоАП, есть УК. Но надо исходить из того, что есть практика и уровень сознания. Наверное, нам надо ставить вопрос о том, что нужно устанавливать срок ликвидации, наверное, мы должны говорить о том, что есть определенные запреты, связанные со сделками, с имуществом. Еще один вопрос – четкое прописывание действий ликвидатора. В российском законодательстве процедуры прописаны более четко. Десятилетний срок для субсидиарной ответственности – это слишком много. Проект Декрета может быть принят, хотя, по большому счету, наше действующее законодательство дает эти механизмы. И что касается проблемы прекращения исполнительных производств, то она тоже должна быть учтена.
Константин Михель: И применение срока связано с возможностью выхода из ликвидации. Последний день срока – принимается решение о выходе из процедуры ликвидации, а на следующий день – опять начнем. Писать нормы надо для крайних ситуаций, не для добросовестных, а для жуликов. Возможность выхода из ликвидации должна быть. Но кредитор в проигрыше. Он бы не был в проигрыше, если бы исполнительные производства не прекращались.
Валерий Захаров: Право на выход из ликвидации должно быть, но с согласия кредиторов, как это сделано в других странах. И назначение ликвидаторов, и замена может быть совершена кредиторами.
Андрей Вашкевич: Надо согласиться с тем, что все значимые действия – продление срока ликвидации, выход из ликвидации, может, продажа значимых активов, должны производиться с согласия кредиторов или совета кредиторов. Наверное, это будет самая простая и не загружающая государственные органы система. Пусть ликвидатор или собственник собирает кредиторов, объясняет и добивается согласия. Надо выбрать какой-то регламент, две трети или простым большинством. Но должен быть и конечный срок, потому что возможно нарушение прав миноритариев.
Ирина Иванова: Но мы устанавливаем предельный срок, чтобы защитить кредитора. Если кредитор согласен, он ни с каким иском не идет.
Дмитрий Антоневич: Мы сейчас просим писать срок ликвидации в год, чтобы потом не бегали и не продлевались, и если он пришел через 2 месяца и 1 день, то он совершенно спокойно ликвидируется. Установление максимального срока не мешает ликвидироваться раньше. Пускай 6 месяцев проходит, но мне это кажется маловато, я бы сделал год, ну да ладно, мы должны подать иск б исключении из ЕГР, в случае возникновения кредитора, который не удовлетворен, он четко знает, что может обратиться с иском о возложении субсидиарной ответственности на собственника. Тогда уже собственник соберет через ликвидатора или сам кредиторов, начнет с ними переговоры, потому что будет знать или предполагать, что может наступить ответственность. Последствием истечения срока, на мой взгляд, должно быть принудительное исключение из ЕГР.
Константин Михель: Возможно, последствием должен быть принудительный уход в процедуру банкротства. Если у него есть имущество, а он не рассчитался по долгам, значит он переоценил свое имущество. Или принудительная ликвидация под контролем суда.
Виталий Брагинец: Мне кажется, что государство с этим сроком получит больше проблем.
Максим Половинко: Теперь давайте обсудим такие проблемы как прекращение исполнительных производств и отсутствие контроля со стороны должников за ликвидацией. Мне кажется, что эти проблемы взаимоувязаны. В проекте Декрета о собрании сказано вскользь. Нужна ли нам в Декрете регламентация собрания кредиторов?
Ирина Иванова: Это не предмет регулирования Декрета.
Константин Михель: Но статус прописан должен быть.
Ирина Иванова: Но мы не можем ставить права хоть и мелкого, но кредитора в зависимость от других кредиторов.
Константин Михель: А почему тогда в банкротстве это допустимо?
Ирина Иванова: Банкротство – это другой институт. Там под надзором суда.
Виталий Брагинец: А мне кажется, что экономическая суть обоих процессов одинакова, что в процедуре банкротства, что при ликвидации.
Денис Туровец: На самом деле вся разница в том, хватает ли имущества или не хватает.
Виталий Брагинец: Кредиторы в процедуре ликвидации потом становятся кредиторами в процедуре банкротства. Если в процедуре банкротства предусмотрен механизм куммулятивного голосования, то почему он не может быть применен в процедуре ликвидации? Может!
Максим Половинко: Нам нужно закрепление прав кредиторов в ликвидации?
Виталий Брагинец: Да.
Ирина Иванова: У нас ГК предусматривает права кредитора в случае отказа от принятия его требований или уклонения от их рассмотрения. Это глобальное право.
Максим Половинко: Н это такой же кривой путь. Нам нужно, чтобы кредитор имел право ознакомиться с составом имущества должника?
Ирина Иванова: А зачем?
Максим Половинко: Ну чтобы знать, что есть у должника, который заключил с ними договоров.
Андрей Вашкевич: Мы говорили о собрании кредиторов. Вопрос распался на две части: собрание предполагается единогласным или простое большинство. Регламентация собрания, наверное, нужна. Что касается простого большинства, квалифицированного или единогласного, надо подумать. По крайней мере, что касается продления сроков, выхода из ликвидации должны быть с санкции собрания кредиторов. Единогласие – опасная вещь.
Ирина Бельская: Возможно, есть смысл сделать вариативно – на какой-то стадии каждый за себя, а на какой-т уже появляется собрание кредиторов.
Денис Турвец: Мы же говорим о ситуации, когда у кредитора забрали приказ, он сидит ждет, ликвидатор ничего не делает, проходит 6 месяцев, потом выход из ликвидации, потом все заново – суд, ликвидация, и в результате ничего нет.
Виталий Брагинец: Я думаю, что надо закрепить право кредиторов объединяться в комитет кредиторов, закрепить самые важные права – получать информацию о ходе ликвидационного процесса, четыре-пять ключевых прав. За собранием закрепить право определять – на торгах продавать имуществ или вне торгов. Сейчас обязательный публичный порядок. Наделить правом знакомится и оспаривать оценку, установить корреспондирующие обязанности ликвидирующейся организации. И установить обязанность ликвидирующейся организации представлять отчет. Если не ежемесячный, то хотя бы по этапам – завершено принятие требований, принято столько-то, отказано в стольки-то случаях, по результатам рассмотрения промежуточного ликвидационного баланса либо представить копию, либо сообщить о его содержании – придать чуть больше публичности этому процессу.
Дмитрий Антоневич: А кто против?
Валерий Захаров: А может ли законодатель прописать права ликвидаторов и кредиторов в подзаконном нормативном акте?
Виталий Брагинец: Считаю, что может. Но почему бы не переписать нормы из соответствующего постановления пленума ВХС о судебной ликвидации в проект Декрета? Тогда это будет обеспечивать единство практики.
Валерий Захаров: Если устанавливаем субсидиарную ответственность, то должны быть четко прописаны правила – за что.
Максим Половинко: Если дополнений по этому вопросу нет, то я перехожу к следующему. Собственно говоря, для чего здесь собрались представители ведущих юридических компаний. Одна из норм проекта Декрета предлагает введение института профессиональных ликвидаторов при ликвидации предприятий с кредиторской задолженностью. Прошу представителей юркомпаний высказывать свое мнение.
Виталий Брагинец: Из меркантильных побуждений могу сказать, что я за эту норму. Что смело можно записывать в профессиональные ликвидаторы антикризисных управляющих и аттестованных юристов. Как представитель бизнес-ассоциаций могу сказать, что это не в духе либерализации, потому что мелкие ликвидации завершаются, потому что кто-то попросил брата, свата и так далее. С точки зрения барьеров выхода из бизнеса это барьер. Ситуации эти подвиснут, и госорганам придется это решать уже самостоятельно.
Максим Половинко: Правильным ли будет применение особых правил о круге ликвидаторов для предприятий просто по факту наличия задолженности?
Виталий Брагинец: Нет, не правильно.
Константин Михель: Давайте ограничимся указанием на задолженность, подтвержденную решением суда. И в этих случаях ликвидатор назначается судом.
Дмитрий Антоневич: Давайте так. Вот я иду в регистрирующий орган, у меня три документа – протокол, решение и никакой задолженности. Через три часа у меня звонок – у него задолженность миллиард. Отлично! Что делать мне? Нам нужно определить круг лиц. Конечно, ни Министерство экономики, ни Министерство юстиции, никакое другое министерство не может в реальном времени обеспечить то количество людей, которые нужны для процесса ликвидации. Как бы мы ни хотели, всегда процедура ликвидации связана с долгами. Это будет 99, ну скажем, 90 из 100. Исходя из этого найти даже 3000 людей будет невозможно. Но другое дело, это то, с чем мы сталкиваемся. Это, образно говоря, Марья Иваннова из-под Смоленска, которая является ликвидатором. Этот вопрос надо как-то урегулировать.
Валерий Захаров: Думаю, невозможно будет граничить круг лиц, для которых ликвидацией должны будут заниматься профессиональные ликвидаторы. Это нереально.
Дмитрий Антоневич: Мы не знаем задолженности. Даже если я получу доступ к базе ИМНС, то это все равно не даст полной картины. Лично что я хочу. Я хочу, чтобы ко мне пришел человек, подал установленный пакет документов. В этом пакете документов чтобы было четко и недвузначно написано – срок ликвидации, срок принятия требований кредиторов и чтобы я знал, что он не уйдет в бесконечность. Я хочу в идеале, чтобы ликвидатор был подготовленное лицо или ответственное лицо, а не Марья Ивановнва из-под Смоленска. Чтобы в установленный срок он ко мне пришел с решением собственника, я принял документы. А что у меня получается? Ко мне приходит ликвидатор и приносит пакет документов, потом появляется кредитор, которого только можно представить. 95-96% ликвидаций без проблем проходит на самом деле.
Дмитрий Архипенко: Тогда я не вижу оснований для введения ликвидации профессиональными ликвидаторами, если все идет нормально, все довольны. Другое дело, если сроки прошли, есть основания для принудительной ликвидации, ничего не делается, либо мы видим явные нарушения, то тогда можно вводить принудительную ликвидацию профессиональным ликвидатором.
Дмитрий Антоневич: Я полностью согласен. Что касается ограничений по личности ликвидатора, то я бы прописал, что это гражданин Республики Беларусь, образование или стаж работы по данной специальности, чтобы хотя о чем-то мы говорили и постоянное мест жительства в том регионе, где находится ликвидируемый субъект хозяйствования.
Валерий Захаров: Мы не сможем так установить.
Дмитрий Антоневич: Может требование о гражданстве и не надо предъявлять.
Максим Половинко: Давайте по порядку. Есть ли возражения против того, что ликвидация профессиональными ликвидаторами должна осуществляться в отношении не предприятий с задолженностью, а в отношении принудительно ликвидируемых предприятий при наличии жалобы кредитора?
Дмитрий Антоневич: Возражений нет.
Ирина Иванова: Я так понимаю, что больше всего с проблемами столкнется хозяйственный суд. Добавляется определенная категория дел. С правом кредитора на обращение с иском в суд о ликвидации при нарушении ее порядка согласились все. Второй вопрос – кого суд назначит ликвидатором?
Валерий Захаров: Не может быть ликвидатором кредитор юридического лица.
Виталий Брагинец: Можно перенести требования к ликвидации из ст. 1 Закона о банкротстве.
Ирина Иванова: Мы считаем, что ограничения по заинтересованности ликвидаторов при любом размере требований кредитора должны быть. Это должен быть не сам директор и не сам учредитель. Это могут быть специально обученные лица из числа незаинтересованных лиц.
Максим Половинко: Уважаемые представители юридических компаний. Вы хотите быть такими профессиональными ликвидаторами?
Дмитрий Архипенко: Если рассуждать с точки зрения ограничения на вход, то любой бизнес с ограниченным входом – интересен. Если говорить с точки зрения деятельности юркомпании, то в ликвидации очень мало юридического. А основное – это техническая работа – направить уведомление, собрать имущество, посмотреть, куда это деть. Как бизнесменов это интересует, а как юристов – не наша работа. Но непонятно, если суд будет назначать ликвидаторов, то из чего и по каким ставкам будет плачиваться?
Ирина Иванова: Коллеги, было задано два вопроса – надо ли вводить ограничения по заинтересованности ликвидаторов и второй вопрос – требования к ликвидаторам. По первому есть возражения, что это не должны быть заинтересованные лица?
Вадим Бородуля: Я не согласен. Основная масса предприятий – мелкий и средний бизнес. Ликвидируется 25000 предприятий в год. Где мы столько возьмем профессиональных ликвидаторов?
Дмитрий Архипенко: Сейчас абсолютно любое предприятие будет иметь кредитора.
Дмитрий Антоневич: Я как регистрирующий орган четко знаю, что у всех есть кредиторы. Давайте вместо ограничения кредиторов просто пропишем такие нормы, которые позволят нам найти хотя бы этого ликвидатора. Если он кажется недобросовестным, то вступит в действие другой механизм – принудительная ликвидация. Но пускай будет место жительства и образование.
Виталий Брагинец: Я бы прописал – опыт ведения хозяйственной деятельности.
Максим Половинко: Это требования для любого ликвидатора?
Дмитрий Антоневич: Для любого.
Максим Половинко: Кто хочет высказаться по тезису, имеет ли смысл делить предприятия на имеющие задолженность и не имеющие?
Дмитрий Антоневич: Не имеет.
Дмитрий Архипенко: Однозначно не имеет.
Константин Михель: При наличии субсидиарной ответственности ликвидаторов острота квалификационных требований к ликвидаторам снимается.
Андрей Вашкевич: Да, и еще при наличии контроля со стороны кредиторов. Но требования к ликвидаторам, не знаю, по гражданству или по месту жительства, должны быть.
Константин Михель: Коллеги, а какое Ваше отношение к прекращению исполнительных производств в процедуре ликвидации? Нужно ли это?
Андрей Вашкевич: Может быть приемлемым было бы приостановление, но контроль должен оставаться.
Игорь Верховодко: Или наличие компенсационных механизмов.
Валерий Захаров: И начисление санкций не должно прекращаться.
Денис Туровец: Это корень всех проблем. Если у кредитора останется обеспечение, то проблем не будет.
Игорь Верховодко: А вам не кажется, что принятие решения о ликвидации в процессе исполнения в 99% говорит о проблемах. Зачем нам тогда создавать льготный режим для должников?
Максим Половинко: Теперь давайте обсудим субсидиарную ответственность и ее сроки.