В статье продолжим (начало — в журнале «Юрист» № 1‒7) рассматривать корректировки ГК, внесенные Законом Республики Беларусь от 13.11.2023 № 312-З «Об изменении кодексов» (далее — Закон № 312-З), которые вступают в силу (за единичными изъятиями) с 19.11.2024.
Законом № 312-З в новой редакции излагается ст. 167 «Оспоримые и ничтожные сделки» ГК. Однако применение подобного способа корректировки структурных элементов нормативного правового акта в данном случае представляется более чем спорным, потому что в новой редакции ст. 167 ГК совершенно неизменными остались название, пп. 1 и 2, то есть бо́льшая часть текста прежней редакции данной статьи.
Преобразования, которым подверглась ст. 167 ГК, фактически сводятся к тому, что ее прежний п. 3, посвященный оспоримым сделкам и состоявший из единственной части, увеличен в объеме до четырех частей (при сохранении с точечными корректировками правила, изначально содержавшегося в данном пункте) и, кроме того, статья дополнена совершенно новым п. 4, определяющим правовые последствия заявления о недействительности сделки.
Прежнее правило п. 3 ст. 167 ГК в новой редакции данной статьи получило закрепление в ч. 1 п. 3 со следующими новациями: круг лиц, которыми могут быть предъявлены требования о признании оспоримой сделки недействительной, дополнен «сторонами такой сделки», а указание на возможность заявления подобного рода требований сторонами сопровождено ограничительной оговоркой «за исключением случая, когда сторона сделки не вправе оспаривать такую сделку».
Случай, когда сторона не вправе оспаривать сделку, предусмотрен непосредственно ч. 4 п. 3 ст. 167 ГК: «Сторона, из поведения которой явствует ее воля сохранить силу сделки, не вправе оспаривать сделку по основанию, о котором эта сторона знала или должна была знать при проявлении ее воли». Тем самым в отечественное гражданское законодательство была реципирована конструкция англо-американского права «эстоппель». Однако попытка рецепции, на наш взгляд, не самая удачная.
Так, в контексте буквальной редакции ч. 4 п. 3 ст. 167 ГК сам факт заключения стороной оспоримой сделки вполне может быть квалифицирован как поведение, из которого явствует воля стороны сохранить силу сделки. А значит, для стороны априори будет исключена возможность оспорить сделку на том основании, что она была заключена под влиянием насилия, угрозы или вследствие стечения тяжелых обстоятельств (ст. 180 ГК), так как о данных обстоятельствах сторона на момент заключения сделки не знать не могла.
Возникает вопрос и о том, как трактовать содержащуюся в ч. 4 п. 3 ст. 167 ГК фразу «сторона не вправе оспаривать сделку» ‒ как невозможность предъявления иска о признании сделки недействительной (сторона не вправе даже обратиться с данным иском в суд, а если это произойдет, суд должен отказать в его принятии) или как невозможность его удовлетворения (сторона имеет право предъявить иск в суд, но последний своим решением обязан его отклонить). С теоретической точки зрения правильным является второй вариант, однако буквальное содержание ч. 4 п. 3 ст. 167 ГК, равно как и ч. 1 п. 3 ст. 167 ГК, способно спровоцировать применение первого варианта.
Условия удовлетворения требований о признании оспоримой сделки недействительной определены в новой норме ч. 2 п. 3 ст. 167 ГК: «Оспоримая сделка может быть признана недействительной, если она нарушает права или охраняемые законом интересы лица, оспаривающего сделку, в том числе повлекла неблагоприятные для него последствия».
Применительно к третьим лицам (то есть субъектам, не являющимся сторонами сделки) аналогичные условия сформулированы в норме ч. 3 п. 3 ст. 167 ГК: «В случаях, когда в соответствии с законодательством сделка оспаривается в интересах третьих лиц, она может быть признана недействительной, если нарушает права или охраняемые законодательством интересы таких третьих лиц».
Вместе с тем полагаем, что правило ч. 3 п. 3 ст. 167 ГК является излишним, так как охватывается содержанием ч. 2 п. 3 ст. 167 ГК. Ведь когда «сделка оспаривается в интересах третьих лиц» (ч. 3 п. 3 ст. 167 ГК), инициатором такого оспаривания выступают сами третьи лица, которые в такой ситуации приобретают статус «лица, оспаривающего сделку» (ч. 2 п. 3 ст. 167 ГК).
Еще одним случаем заимствования в белорусскую правовую систему конструкции «эстоппель» является норма п. 4 ст. 167 ГК: «Заявление о недействительности сделки не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность сделки лицо действует недобросовестно, в частности если его поведение после совершения сделки давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки». Вместе с тем применительно к данной норме возникает вопрос, а когда в принципе заявление о недействительности сделки (если ссылающееся на недействительность сделки лицо действует добросовестно) может иметь значение в отечественном гражданском обороте?
Если мы имеем дело с ничтожной сделкой, то есть сделкой, которая согласно законодательному акту недействительна в силу самого факта ее совершения, то заявления участников гражданского оборота о недействительности данной сделки (равно как и наоборот ‒ о ее действительности), независимо от добросовестности делающего такое заявление лица, никакого юридического значения иметь не будут, потому что степень доброкачественности сделки здесь определяется не заявлениями частных лиц, а волей законодателя, однозначно квалифицирующего сделку в качестве недействительной.
К ничтожной сделке применить п. 4 ст. 167 ГК попросту нельзя, иначе получилось бы, что лицо (впоследствии недобросовестно заявившее о недействительности сделки) своим поведением после совершения сделки (которым оно дало повод другим лицам полагаться на действительность сделки) могло бы исцелять порочность сделки и переводить ее из разряда ничтожных в число совершенно доброкачественных.
В отношении оспоримой сделки заявление участника гражданского оборота о ее недействительности, даже если он действует добросовестно, тоже никакого юридического значения иметь не будет, потому что оспоримая сделка признается недействительной только судом, и до тех пор, пока это не произошло, сделка будет считаться доброкачественной (действительной).
Но, быть может, под заявлением о недействительности сделки в п. 4 ст. 167 ГК понимается соответствующее исковое заявление, подаваемое в суд? По поводу такого варианта толкования заметим, что исковое заявление не может не иметь правового значения, даже если его податель действует недобросовестно, а сам ГК не предназначен для регулирования процессуальных отношений.
В названии ст. 173 ГК слова «несовершеннолетним, не достигшим четырнадцати лет» заменены словом «малолетним», а в п. 1 ст. 173 ГК те же слова, предшествовавшие слову «малолетним», исключены, потому что Законом № 312-З в п. 2 ст. 19 ГК введено общее сокращение «(далее ‒ малолетние)» после слов «несовершеннолетних в возрасте до четырнадцати лет».
В п. 2 ст. 173 ГК слова «родителей, усыновителей или опекуна» заменены на «законных представителей», так как в ч. 1 п. 1 ст. 27 ГК разъяснено (такое разъяснение присутствовало в данной статье и до ее изложения в новой редакции Законом № 312-З), что к законным представителям малолетнего относятся его родители, усыновители или опекуны.
Одновременно с этим в п. 2 ст. 173 ГК уточнено, что для признания действительной совершенной малолетним сделки (если она совершена к выгоде малолетнего) достаточно предъявления требования одним из законных представителей. До принятия же Закона № 312-З из буквального содержания п. 2 ст. 173 ГК следовало, что подобное требование должно заявляться всеми имеющимися у малолетнего законными представителями.
В ст. 176 ГК развернутое описание основания для признания недействительной сделки, совершенной несовершеннолетним в возрасте от 14 до 18 лет (в виде слов «без согласия его родителей, усыновителей или попечителя, в случаях, когда такое согласие требуется в соответствии со статьей 25 настоящего Кодекса»), заменено просто отсылкой к нарушению соответствующей нормы (посредством выражения «в нарушение требований, установленных частью первой пункта 1 статьи 25 настоящего Кодекса»). Данный вариант является более оптимальным, поскольку позволяет учесть, что требования ч. 1 п. 1 ст. 25 ГК со временем могут меняться, что, собственно, и продемонстрировал сам Закон № 312-З, которым в ч. 1 п. 1 ст. 25 ГК были внесены некоторые корректировки.
Кроме того, ст. 176 ГК подвергнута изменениям, аналогичным внесенным в п. 2 ст. 173 ГК: слова «родителей, усыновителей или попечителя» заменены на «законных представителей» (потому что согласно ч. 1 п. 1 ст. 25 ГК родители, усыновители и попечители несовершеннолетнего в возрасте от 14 до 18 лет ‒ это и есть его законные представители) и уточнено, что для признания сделки недействительной достаточно предъявления требования только одним из законных представителей несовершеннолетнего (а не ими всеми, как это вытекало из ст. 176 ГК до внесения в нее корректировок Законом № 312-З).
Статья 175 ГК дополнена важным условием, при соблюдении которого сделка, совершенная лицом или органом юридического лица с нарушением ограничений, установленных для них соответственно договором или учредительным документом, может быть признана недействительной, ‒ «только в случае, когда доказано, что другая сторона сделки знала или должна была знать об этих ограничениях».
Поскольку вероятность того, что другая сторона сделки может или должна будет знать об указанных ограничениях, крайне мала и, значит, сделку, совершенную представителем или органом юридического лица с превышением предоставленных им полномочий, в подавляющем большинстве случаев признать недействительной будет фактически невозможно, включенная в ст. 175 ГК новация закономерно порождает вопрос ‒ каким образом лицо, в интересах которого установлены соответствующие ограничения, сможет защитить свои интересы, нарушенные недобросовестными действиями представителя или лица (лиц), выполняющего функции органа юридического лица?
Закон № 312-З дополнил п. 1 ст. 180 ГК новой второй частью, которая раскрывает одно из проявлений обмана как основания для признания сделки недействительной: «Обманом считается в том числе намеренное умолчание об обстоятельствах, о которых лицо должно было сообщить при той добросовестности, какая от него требовалась по условиям гражданского оборота».
Из ч. 2 п.1 ст. 180 ГК можно сделать вывод, что такими обстоятельствами могут выступать абсолютно любые факты, оказывающие или способные оказать влияние на намерение лица заключить сделку (в том числе факты, не связанные с описанием существенных условий сделки), а обман может заключаться не только в умолчании другой стороной об указанных обстоятельствах, но и в намеренном предоставлении неверных сведений о них.
И подобный подход, например, открывает возможность для признания недействительными сделок купли-продажи жилых помещений, заключенных на стадии «котлована», потому что зачастую построенное в конечном итоге жилье не устраивает покупателей по многим параметрам, которые были обещаны или намеренно умолчаны при заключении сделок (по архитектурно-планировочным решениям, этажности жилого дома, качеству использованных строительных материалов, видам из окна, степени благоустройства придомовой территории и пр.).
От редакции
В следующем номере журнала «Юрист» мы продолжим рассматривать изменения, внесенные в ГК Законом № 312-З. В частности, материал будет посвящен решениям собраний и представительству.
